Заполните пропуски в приведённом ниже тексте соответствующими терминами. В ответ запишите без пробелов, запятых и других дополнительных символов два термина в той же форме и последовательности, что и в тексте. А. И. Солженицын по настоятельству редакции определил произведение как повесть. На самом деле это ____________, так как в нем можно заметить такие признаки малого литературного жанра: небольшой объем, внимание автора сконцентрировано на сюжетной линии Шухова, система ___________ не очень разветвленная. В пять часов утра, как всегда, пробило подъем молотком об рельс у штабного барака. Перерывистый звон слабо прошел сквозь стекла, намерзшие в два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю неохота было долго рукой махать. Звон утих, а за окном все так же, как и среди ночи, когда Шухов вставал к параше, была тьма и тьма, да попадало в окно три желтых фонаря: два на зоне, один внутри лагеря. И барака что-то не шли отпирать, и не слыхать было, чтобы дневальные брали бочку парашную на палки выносить. Шухов никогда не просыпал подъема, всегда вставал по нему до развода было часа полтора времени своего, не казенного, и кто знает лагерную жизнь, всегда может подработать: шить кому-нибудь из старой подкладки чехол на рукавички; богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку, чтоб ему босиком не топтаться вкруг кучи, не выбирать; или пробежать по каптеркам, где кому надо услужить, подмести или поднести что-нибудь; или идти в столовую собирать миски со столов и сносить их горками в посудомойку тоже накормят, но там охотников много, отбою нет, а главное если в миске что осталось, не удержишься, начнешь миски лизать. А Шухову крепко запомнились слова его первого бригадира Кузёмина старый был лагерный волк, сидел к девятьсот сорок третьему году уже двенадцать лет и своему пополнению, привезенному с фронта, как-то на голой просеке у костра сказал: Здесь, ребята, закон тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму Кум по-лагерному оперуполномоченный, прим.автораходит стучать. Насчет кума это, конечно, он загнул. Те-то себя сберегают. Только береженье их на чужойкрови. Всегда Шухов по подъему вставал, а сегодня не встал. Еще с вечера ему было не по себе, не то знобило, не то ломало. И ночью не угрелся. Сквозь сон чудилось то вроде совсем заболел, то отходил маленько. Все не хотелось, чтобыутро. Но утро пришло своим чередом. Да и где тут угреешься на окне наледи наметано, и на стенах вдоль стыка с потолком по всему бараку здоровый барак! паутинка белая. Иней. Шухов не вставал. Он лежал на верху вагонки, с головой накрывшись одеялом и бушлатом, а в телогрейку, в один подвернутый рукав, сунув обе ступни вместе. Он не видел, но по звукам все понимал, что делалось в бараке и в их бригадном углу. Вот, тяжело ступая по коридору, дневальные понесли одну из восьмиведерных параш. Считается, инвалид, легкая работа, а ну-ка, поди вынеси, не пролья! Вот в 75‑й бригаде хлопнули об пол связку валенок из сушилки. А вот и в нашей (и наша была сегодня очередь валенки сушить). Бригадир и помбригадир обуваются молча, а вагонка их скрипит. Помбригадир сейчас в хлеборезку пойдет, а бригадир в штабной барак, к нарядчикам. Да не просто к нарядчикам, как каждый день ходит, Шухов вспомнил: сегодня судьба решается хотят их 104‑ю бригаду фугануть со строительства мастерских на новый объект Соцбытгородок. А Соцбытгородок тот поле голое, в увалах снежных, и прежде чем что там делать, надо ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку от себя самих натягивать чтоб не убежать. А потом строить. Там, верное дело, месяц погреться негде будет ни конурки. И костра не разведешь чем топить? Вкалывай на совесть одно спасение. Бригадир озабочен, уладить идет. Какую-нибудь другую бригаду, нерасторопную, заместо себя туда толкануть. Конечно, с пустыми руками не договоришься. Полкило сала старшему нарядчику понести. А то и килограмм. Испыток не убыток, не попробовать ли в санчасти косануть, от работы на денек освободиться? Ну прямо все тело разнимает. И еще кто из надзирателей сегодня дежурит? Дежурит вспомнил: Полтора Ивана, худой да долгий сержант черноокий. Первый раз глянешь прямо страшно, а узнали его из всех дежурняков покладистей: ни в карцер не сажает, ни к начальнику режима не таскает. Так что полежать можно, аж пока в столовую девятыйбарак. Вагонка затряслась и закачалась. Вставали сразу двое: наверху сосед Шухова баптист Алешка, а внизу Буйновский, капитан второго ранга бывший, кавторанг. Старики дневальные, вынеся обе параши, забранились, кому идти за кипятком. Бранились привязчиво, как бабы. Электросварщик из 20‑й бригады рявкнул: Эй, фитили! и запустил в них валенком. Помирю! Валенок глухо стукнулся об столб. Замолчали. В соседней бригаде чуть буркотел помбригадир: Василь Федорыч! В продстоле передернули, гады: было девятисоток четыре, а стало три только. Кому ж недодать? Он тихо это сказал, но уж, конечно, вся та бригада слышала и затаилась: от кого-то вечером кусочек отрежут. А Шухов лежал и лежал на спрессовавшихся опилках своего матрасика. Хотя бы уж одна сторона брала или забило бы в ознобе, или ломота прошла. А то ни то нисё. А. И. Солженицын Один день Ивана Денисовича