Какую фамилию имеет семейство, демонстрирующее гостям свои таланты? Ну, Котик, сегодня ты играла, как никогда,   сказал Иван Петрович со слезами на глазах, когда его дочь кончила и встала.   Умри, Денис, лучше не напишешь. Все окружили её, поздравляли, изумлялись, уверяли, что давно уже не слыхали такой музыки, а она слушала молча, чуть улыбаясь, и на всей её фигуре было написано торжество. Прекрасно! превосходно! Прекрасно!   сказал и Старцев, поддаваясь общему увлечению.   Вы где учились музыке?   спросил он у Екатерины Ивановны.   В консерватории? Нет, в консерваторию я ещё только собираюсь, а пока училась здесь, у мадам Завловской. Вы кончили курс в здешней гимназии? О нет!   ответила за неё Вера Иосифовна.   Мы приглашали учителей на дом, в гимназии же или в институте, согласитесь, могли быть дурные влияния; пока девушка растёт, она должна находиться под влиянием одной только матери. А всё-таки в консерваторию я поеду,   сказала Екатерина Ивановна. Нет, Котик любит свою маму. Котик не станет огорчать папу и маму. Нет, поеду! Поеду!   сказала Екатерина Ивановна, шутя и капризничая, и топнула ножкой. А за ужином уже Иван Петрович показывал свои таланты. Он, смеясь одними только глазами, рассказывал анекдоты, острил, предлагал смешные задачи и сам же решал их и всё время говорил на своём необыкновенном языке, выработанном долгими упражнениями в остроумии и, очевидно, давно уже вошедшем у него в привычку: болыпинский, недурственно, покорчило вас благодарю... Но это было не всё. Когда гости, сытые и довольные, толпились в передней, разбирая свои пальто и трости, около них суетился лакей Павлуша, или, как его звали здесь, Пава, мальчик лет четырнадцати, стриженый, с полными щеками. А ну-ка, Пава, изобрази!   сказал ему Иван Петрович. Пава стал в позу, поднял вверх руку и проговорил трагическим тоном: Умри, несчастная! И все захохотали. А. П. Чехов Ионыч